– Я не позволю ему тебя обидеть. Честно. Гарольд Гейнор мне угрожает. Вот почему мне необходима твоя помощь.
Ванда смотрела на меня, но прислушивалась к тому, что происходит у нее за спиной. Плечи ее были настороженно приподняты. Она не сможет расслабиться, пока Жан-Клод в комнате. У леди есть вкус.
– Жан-Клод, а Жан-Клод?
Когда он обернулся ко мне, лицо его было нормальным, как никогда. Улыбка играла на его полных губах. Это был спектакль. Притворство. Черт бы его побрал. Почему, становясь вампиром, человек превращается в садиста?
– Выйди на время в спальню. Нам с Вандой надо поговорить наедине.
– В твою спальню. – Улыбка его стала еще шире. – С огромным удовольствием, ma petite.
Я нахмурилась. Все ему нипочем. Как всегда. Но он вышел из комнаты, как я просила. Ванда сразу опустила плечи. Она судорожно вздохнула.
– Ты ведь правда не дашь меня ему в обиду?
– Правда, и не сомневайся.
Она снова начала тихо плакать. Я не знала, что мне делать. Я никогда не понимала, что делать, когда кто-то плачет. Обнять ее? Погладить по руке. Что?
Наконец я просто села на пол возле нее и стала ждать. Через некоторое время плач прекратился. Она моргнула. Макияж ее исчез, просто исчез. От этого она выглядела не менее красивой, но более уязвимой. У меня возникло желание взять ее на ручки и покачать. Наврать, что все будет хорошо.
Но когда она уйдет отсюда, она снова будет шлюхой. Шлюха-инвалид. Как это может быть хорошо? Я покачала головой в ответ на собственные мысли.
– Принести тебе салфетку?
Она кивнула.
Я принесла с кухни коробку. Она промокнула глаза и тихо, очень благовоспитанно высморкалась.
– Мы можем говорить теперь?
Она моргнула, потом кивнула мне и робко глотнула колы.
– Ты знаешь Гарольда Гейнора, верно?
Она тупо уставилась на меня. Неужели мы ее сломали?
– Если он узнает, он меня убьет. Если я не хочу стать кладбищенской приманкой, то уж тем более не хочу умереть.
– Никто не хочет. Поговори со мной, Ванда, пожалуйста.
Она тяжело вздохнула:
– Хорошо, я знаю Гарольда.
Гарольда?
– Расскажи мне о нем.
Ванда, прищурившись, смотрела на меня. Вокруг глаз у нее собрались еле заметные морщинки. От этого она казалась старше, чем я подумала сначала.
– Он еще не присылал к тебе Бруно или Томми?
– Томми приходил поговорить.
– И что было?
– Я показала ему пистолет.
– Вот этот? – тихо спросила она.
– Да.
– Чем ты умудрилась так разозлить Гарольда? Что ты такого сделала?
Соврать или сказать правду? Ни то, ни другое.
– Я отказалась кое-что сделать.
– Что?
Я покачала головой:
– Не имеет значения.
– Явно это не секс. Ты не калека, – сказала она с некоторым усилием. – Он не прикасается к здоровым женщинам. – Горечь в ее голосе была такой густой, что ее можно было мазать на хлеб.
– Как вы познакомились? – спросила я.
– Я училась в колледже, а Гейнор был спонсором нашего факультета.
– И он пригласил тебя к себе?
– Да. – Она говорила так тихо, что мне пришлось к ней наклониться, чтобы услышать.
– И что было дальше?
– Мы оба были в инвалидных креслах. Он был богат. Это было здорово. – Она поджала губы, словно разравнивала помаду, потом глотнула.
– И когда это перестало быть здорово? – спросила я.
– Я переехала к нему. Бросила колледж. Это было... легче, чем колледж. Легче, чем все остальное. Он не мог мною насытиться. – Она снова опустила глаза. – Потом ему захотелось разнообразия в постели. Видишь ли, ноги у него повреждены, но он их чувствует. А я не чувствую. – Ванда уже почти шептала. Мне пришлось прислониться к ее коленям, чтобы расслышать, что она говорит. – Ему нравилось выделывать всякие штуки с моими ногами, но я не чувствовала. Поэтому сначала мне казалось, что ничего такого в этом нет, но... но потом он действительно спятил. – Она вдруг взглянула мне в лицо. Глаза ее казались огромными, в них стояли слезы. – Он меня укоротил. Я ничего не чувствовала, но дело ведь не в этом, верно?
– Конечно, – сказала я.
Первая слеза покатилась по щеке Ванды. Я коснулась ее руки, и она сжала мои пальцы, как маленький ребенок.
– Ничего, – сказала я, – ничего.
Она плакала. Я держала ее за руку и врала:
– Уже все прошло, Ванда. Он тебя больше не тронет.
– Все трогают, – сказала она. – Ты сама собиралась меня тронуть. – Глаза ее обвиняли.
Было уже поздно объяснять ей игру в хорошего и плохого полицейского. Она все равно не поверит.
– Расскажи мне о Гейноре.
– Он нашел себе глухую девушку.
– Цецилию, – сказала я.
Она посмотрела на меня с удивлением:
– Ты ее знаешь?
– Немного.
Ванда покачала головой.
– Цецилия, действительно, ненормальная. Ей нравится мучить людей. Она от этого балдеет. – Ванда смотрела на меня так, словно пыталась измерить степень моего потрясения. Была ли я потрясена? Нет.
– Гарольд иногда спал с нами обеими. Под конец мы вообще занимались любовью только втроем. Секс стал по-настоящему грубым. – Ее голос понизился до хриплого шепота. – Цецилия любит ножи. Она мастер снимать шкуру. – Ванда снова поджала губы, словно размазывая помаду. – Гейнор убьет меня только за то, что я разболтала его интимные секреты.
– А ты знаешь какие-нибудь деловые секреты?
Она покачала головой:
– Нет, честное слово. Он всегда внимательно следил за тем, чтобы в моем присутствии о делах ничего не говорилось. Сначала я думала, что он заботится о том, чтобы в случае его ареста полиция меня не трогала. – Она посмотрела на свои колени. – Только потом я поняла, что он просто заранее знал, что найдет мне замену. Он не хотел, чтобы я узнала что-нибудь такое, что могло бы ему повредить, когда он меня бросит.