Мысль о горле заставила меня открыть глаза. Я увидела белый потолок. Коричневые разводы покрывали его, как будто он был залит кофе. Я определенно не дома. Но где же я?
Я вспомнила, как меня схватил Бруно. Игла шприца. Тут я села. Перед глазами у меня поплыли цветные круги. Я упала назад на постель и прикрыла глаза руками. Это немного помогло. Что они мне вкололи?
У меня возникло ощущение, что я не одна. Где-то и этом водовороте цветных пятен прячется человек. Или нет? Я снова открыла глаза – на этот раз медленнее. На потолок я уже насмотрелась. Теперь я увидела, что лежу на большой кровати. Две подушки, простыни и одеяло. Я осторожно повернула голову и увидела прямо перед собой лицо Гарольда Гейнора. Он сидел возле кровати. Не о таком пробуждении я мечтала.
За спиной у него, прислонившись к разбитому комоду, стоял Бруно. Ремни плечевой кобуры отчетливо выделялись на фоне синей рубашки с короткими рукавами. У кровати стоял стол из того же набора и такой же разбитый, как комод. Между высоких окон стоял туалетный столик. Мебель пахла свежим деревом. Запах сосны висел в душном, неподвижном воздухе.
Как только я поняла, что здесь нет кондиционера, я тут же начала потеть.
– Как вы себя чувствуете, мисс Блейк? – спросил Гейнор. Голос у него был по-прежнему, как у пришепетывающего Санта-Клауса. Или как у чрезвычайно довольной змеи.
– Я чувствую себя лучше, – сказала я.
– Я так и думал, ведь вы просили больше двадцати четырех часов. Вы знаете?
Врет? Зачем ему врать насчет того, сколько часов я спала? Что ему это даст? Ничего. Тогда, наверное, он не врет.
– Что, черт возьми, вы мне вкололи?
Бруно отодвинулся от комода. Вид у него был почти смущенный.
– Мы не поняли, что тебе уже дали успокоительное.
– Болеутоляющее, – поправила я.
Он пожал плечами.
– Один черт, если смешать с торазином.
– Ты мне вколол транквилизатор для животных?
– Ну-ну, мисс Блейк, его используют также в психиатрических лечебницах. Не только для животных, – сказал Гейнор.
– Ну надо же, – сказала я, – мне сразу стало легче.
Он широко улыбнулся.
– Если вы настолько пришли в себя, что способны делать остроумные замечания, значит, вы уже и встать можете.
Остроумные замечания? Может, он и прав. Честно говоря, я удивлялась тому, что меня не связали. Конечно, я была рада этому, но все же удивлена.
Я села, только теперь уже гораздо медленнее, чем в первый раз. Комната всего лишь малость накренилась, но тут же вернулась в нормальное положение. Я глубоко вздохнула и, почувствовав боль, схватилась за горло. Касаться кожи тоже было больно.
– Откуда у вас эти чудовищные синяки? – спросил Гейнор.
Соврать или правду сказать? Соврать, но отчасти.
– Я помогала полиции ловить плохого парня. Он немного отбился от рук.
– И что теперь с этим плохим парнем? – спросил Бруно.
– Теперь его уже нет, – ответила я.
В лице Бруно что-то промелькнуло. Слишком быстро, чтобы успеть понять, что именно. Может быть, уважение? Не-е.
– Вы знаете, зачем вас сюда привезли, верно?
– Чтобы я оживила для вас зомби, – сказала я.
– Да, чтобы вы оживили для меня очень старого зомби.
– Я дважды отвергла ваше предложение. Почему вы решили, что я изменю свое мнение?
Он улыбнулся, ну просто веселый старый эльф.
– Ну, мисс Блейк, я сделаю так, чтобы Бруно и Томми убедили вас в ошибочности вашего поведения. Я по-прежнему намерен заплатить вам миллион долларов, если вы оживите этого зомби. Цена не изменилась.
– Томми мне предлагал полтора, – заметила я.
– Это в том случае, если бы вы пришли добровольно. Мы не можем заплатить полную цену, когда вы вынуждаете нас идти на такой риск.
– Как, например, срок за похищение, – сказала я.
– Вот именно. Ваше упрямство стоило вам пятисот тысяч долларов. Разве вам не жаль этих денег?
Теперь я окончательно решила перейти с ним на “ты”. Хватит с меня его любезного тона.
– Я не стану убивать человека ради того, чтобы ты быстрее мог найти свои сокровища.
– Маленькая Ванда все разболтала.
– Я просто строю предположения, Гейнор. Я прочла досье на тебя, и там говорится о том, как ты ненавидишь семью отца. – Это была откровенная ложь. Только Ванда могла знать такие подробности.
– Боюсь, уже слишком поздно. Я знаю, что Ванда с вами говорила. Она созналась.
Созналась? Я смотрела на него, пытаясь разгадать, что кроется за его добродушным лицом.
– Что значит “созналась”?
– Это значит, что я отдал ее Томми для допроса. Он не такой виртуоз, как Цецилия, но у него больше опыта. Я не хотел убивать мою маленькую Ванду.
– Где она теперь?
– Вас беспокоит судьба шлюхи? – Глаза у него сверкали, как у хищной птицы. Он пытался меня понять, оценивал мои реакции.
– Она для меня ничего не значит, – сказала я. Я надеялась, что лицо мое было таким же бесстрастным, как и голос. Пока что они не собирались ее убивать. Но если они решат, что таким образом можно на меня надавить, они могут это сделать.
– Вы уверены?
– Слушай, я с ней не спала. Она всего лишь потаскушка для больших любителей извращений.
Он улыбнулся.
– Как нам убедить вас оживить этого зомби?
– Я не стану убивать ради тебя человека, Гейнор. Я не настолько сильно тебя люблю, – сказала я.
Он вздохнул. Его румяная физиономия казалась личиком грустного пупса.
– Вы намерены усложнить мне задачу, я правильно понимаю, мисс Блейк?
– Я не знаю, как вам ее облегчить, – сказала я. Я откинулась на спинку кровати. Мне было вполне удобно, только перед глазами все по-прежнему немного расплывалось. Но скоро станет совсем хорошо. А уж с потерей сознания это состояние просто не шло ни в какое сравнение.