Смеющийся труп - Страница 46


К оглавлению

46

– Зачем ты пришла, Анита? – Слезы еще не просохли у него на лице, но голос был спокойным и будничным.

– Мне нужна твоя помощь. Речь идет об убийстве.

– Я больше этим не занимаюсь. Я же тебе сказал.

– А еще ты однажды сказал, что не можешь не видеть видений. Ясновидение – не та вещь, которую можно просто взять и выбросить.

– Именно поэтому я никуда не хожу. Если я сижу дома, я никого не вижу. И меня не посещают видения.

– Не верю, – сказала я.

Он вынул из кармана белоснежный носовой платок и обернул его вокруг дверной ручки.

– Уходи.

– Сегодня я видела трехлетнего мальчика. Он был съеден заживо.

Он прижался лбом к двери.

– Прошу тебя, не надо.

– Я знаю других ясновидцев, Эванс, но никто из них не добивался таких успехов, как ты. Мне нужен лучший. Мне нужен ты.

– Не надо, – глухо повторил он.

Я должна была уйти, оставить его, сделать то, что он мне велел, – но я не сделала этого. Я стояла у него за спиной и ждала. Давай, старый приятель, давай, старина, рискни рассудком ради меня. В эту минуту я была безжалостным аниматором. Я не чувствовала ни малейшей вины. Цель оправдывает средства. Хорошо же.

Но в данном случае это было действительно так.

– Если не положить этому конец, умрут еще люди, – сказала я.

– Мне нет до этого дела, – сказал он.

– Ты врешь.

Он убрал носовой платок обратно в карман и потоптался на месте.

– Маленький мальчик – ты не обманываешь меня, Анита?

– Я не стала бы тебе лгать.

Эванс кивнул:

– Да, да. – Он провел языком по губам. – Дай мне то, что ты принесла.

Я достала пакетики и открыла тот, в котором лежал кусочек надгробия. С чего-то же надо начать.

Эванс не стал спрашивать, что это такое. Это было бы жульничество. Если бы мне не нужно было оказать на него давление, я бы даже о мальчике не упомянула. Но чувство вины – отличный рычаг.

Его рука дрогнула, когда я положила самый крупный кусок мрамора ему в ладонь. Я старательно избегала касаться Эванса. Не хочу, чтобы он проник в мои тайны. Это может его отпугнуть.

Эванс сжал камень в кулаке. По спине его пробежала дрожь. Он дернулся, глаза его закрылись. И он погрузился в видения.

– Кладбище, могила. – Он слегка повернул голову, словно к чему-то прислушиваясь. – Высокая трава. Жарко. Кровь, он стирает с надгробия кровь.

Эванс обвел комнату закрытыми глазами. Интересно, увидел бы он свое жилище, если бы его глаза были открыты?

– Откуда кровь? – резко спросил Эванс. Предполагалось, что я должна отвечать? – Нет, нет! – Он отпрянул и стукнулся спиной о дверь. – Крик, крик, женский крик! Нет, нет! – Внезапно глаза его широко раскрылись. Он отшвырнул кусок мрамора. – Они убили ее, убили! – Эванс прижал к глазам кулаки. – О Боже, они перерезали ей горло!

– Кто “они”?

Он покачал головой, не отрывая рук от лица.

– Не знаю.

– Эванс, что ты увидел?

– Кровь. – Он посмотрел на меня из-под кулаков. – Всюду кровь. Они перерезали ей горло. И размазали кровь по надгробной плите.

У меня было еще два пакетика. Отважусь ли я попросить? Что ж, попытка не пытка. Разве не так?

– У меня есть еще две вещи, которых надо коснуться.

– Нет, черт побери! – крикнул он и попятился от меня к короткому коридору, ведущему в спальню. – Уходи! Уходи! Убирайся к дьяволу из моего дома. Сей час же!

– Эванс, что еще ты увидел?

– Уходи!

– Опиши эту женщину. Хоть какие-то детали. Помоги же мне, Эванс!

Он тяжело опустился на пол.

– Браслет. У нее был браслет на левом запястье. На нем болтались какие-то талисманы – сердечко, лук со стрелами, нотные знаки. – Он уткнулся головой в колени. – Теперь уходи.

Я хотела сказать “спасибо”, но это было бы неуместно. Я поискала обломок, который отшвырнул Эванс, и нашла его в кофейной чашке, покрытой зеленой плесенью. Я вынула камень из чашки, вытерла его о валявшиеся на полу джинсы, положила в пакетик и убрала его в задний карман.

Я оглядела комнату. Мне не хотелось оставлять Эванса в такой грязи; а может быть, я просто чувствовала себя виноватой из-за того, что обошлась с ним жестоко. Может быть.

– Спасибо, Эванс. – Он даже не взглянул на меня. – Если я вызову к тебе уборщицу, ты ее впустишь?

– Я не хочу, чтобы кто-то входил в мой дом.

– “Аниматор Инкорпорейтед” оплатила бы счет. Мы в долгу у тебя за сегодняшнее.

Он поднял голову. Гнев, чистый гнев – вот все, что было в его глазах.

– Эванс, не надо отказываться от помощи. Ты убиваешь себя.

– Убирайся. К черту. Из моего. Дома. – Каждое слово было таким горячим, что обжигало. Я никогда не видела Эванса в гневе. В испуге – да, но не в гневе. Что я могла сказать? Это был его дом.

Я вышла. И, стоя на шатком пандусе, услышала, как щелкнул замок у меня за спиной. Я получила то, что мне было нужно, – информацию. Так почему я чувствую себя так мерзко? Потому что я издевалась над серьезно больным человеком. Ладно, ничего не поделаешь. Вина, вина, вина.

Перед моими глазами возникла пропитанная кровью простыня и позвоночник миссис Рейнольдс, влажно поблескивающий в солнечном свете.

Я села в машину. Если насилие над Эвансом поможет спасти хотя бы одну семью, средства будут оправданы. Ради того, чтобы больше никогда не видеть трехлетнего мальчика с вырванными внутренностями, я готова была избить Эванса резиновой дубинкой. Или дать ему избить себя.

Если вдуматься, разве не это мы только что сделали?

16

Во сне я снова была маленькой девочкой. Машина стояла на том месте, где она столкнулась с другим автомобилем. Она была похожа на смятый кусок фольги. Дверца была открыта. Я ползала по знакомой обивке – такой светлой, что она казалась почти белой. На сиденье было темное пятно. Не такое уж большое. Я осторожно дотронулась до него.

46